Остров ФилоСОФИЯ в культуре (песни, фильмы, книги)

Dust in the wind
Пыль на ветру

I close my eyes,
Only for a moment, and the moment’s gone.
All my dreams,
Pass before my eyes, in curiosity.

Dust in the wind,
All they are is dust in the wind.

Same old song,
Just a drop of water in an endless sea.
All we do,
Crumbles to the ground, though we refuse to see.

Dust in the wind,
All we are is dust in the wind.

Don’t hang on,
Nothing lasts forever but the earth and sky.
It slips away,
All your money won’t another minute buy.

Dust in the wind,
All we are is dust in the wind.
Dust in the wind,
Everything is dust in the wind.

Закрыл глаза,
На секунду лишь и вспомнил все мечты,
Где они,
Разлетелись вмиг, не вернёшь их ты.

Пыль на ветру,
Все мечты лишь пыль на ветру.

Всё как сон,
Капельку воды ведь в море не найти.
И мы, да,
В землю все уйдём, хоть и не веришь ты.

Пыль на ветру,
Мы всего лишь пыль на ветру.

Не грусти,
Вечны в мире только небо и земля.
Ведь всё пройдёт,
Новой жизни ты не купишь никогда.

Пыль на ветру,
Мы всего лишь пыль на ветру.
Пыль на ветру,
Всё вокруг лишь пыль на ветру.

Автор перевода — Марат Джумагазиев

3 симпатии
1 симпатия

«Цитадель» — самое своеобразное и, возможно, самое гениальное произведение Экзюпери. Книга, в которой по-новому заиграли грани таланта этого писателя. Книга, в которой причудливо переплелись мотивы причин и военной прозы, мемуары и литературные легенды, размышления о смысле жизни и духовные искания великого француза.
1 симпатия
1 симпатия
1 симпатия

Выйдя из детской и оставшись один, Левин тотчас же опять вспомнил ту мысль, в которой было что-то неясно.
Вместо того чтобы идти в гостиную, из которой слышны были голоса, он остановился на террасе и, облокотившись на перила, стал смотреть на небо.
Уже совсем стемнело, и на юге, куда он смотрел, не было туч. Тучи стояли с противной стороны. Оттуда вспыхивала молния и слышался дальний гром. Левин прислушивался к равномерно падающим с лип в саду каплям и смотрел на знакомый ему треугольник звезд и на проходящий в середине его Млечный Путь с его разветвлением. При каждой вспышке молнии не только Млечный путь, но и яркие звезды исчезали, но, как только потухала молния, как будто брошенные какой-то меткой рукой, опять появлялись на тех же местах.
«Ну, что же смущает меня?» — сказал себе Левин, вперед чувствуя, что разрешение его сомнений, хотя он не знает еще его, уже готово в его душе.
«Да, одно очевидное, несомненное проявление божества — это законы добра, которые явлены миру откровением, и которые я чувствую в себе, и в признании которых я не то что соединяюсь, а волею-неволею соединен с другими людьми в одно общество верующих, которое называют церковью. Ну, а евреи, магометане, конфуцианцы, буддисты — что же они такое? — задал он себе тот самый вопрос, который и казался ему опасен.
— Неужели эти сотни миллионов людей лишены того лучшего блага, без которого жизнь не имеет смысла? — Он задумался, но тотчас же поправил себя. — Но о чем же я спрашиваю? — сказал он себе. — Я спрашиваю об отношении к божеству всех разнообразных верований всего человечества. Я спрашиваю об общем проявлении бога для всего мира со всеми этими туманными пятнами. Что же я делаю? Мне лично, моему сердцу, открыто, несомненно, знание, непостижимое разумом, а я упорно хочу разумом и словами выразить это знание.
Разве я не знаю, что звезды не ходят? — спросил он себя, глядя на изменившую уже свое положение к высшей ветке березы яркую планету. — Но я, глядя на движение звезд, не могу представить себе вращения земли, и я прав, говоря, что звезды ходят.
И разве астрономы могли бы понять и вычислить что-нибудь, если бы они принимали в расчет все сложные разнообразные движения земли? Все удивительные заключения их о расстояниях, весе, движениях и возмущениях небесных тел основаны только на видимом движении светил вокруг неподвижной земли, на том самом движении, которое теперь передо мной и которое было таким, для миллионов людей в продолжение веков и было и будет всегда одинаково и всегда может быть поверено. И точно так же, как праздны и шатки были бы заключения астрономов, не основанные на наблюдениях видимого неба по отношению к одному меридиану и одному горизонту, так праздны и шатки были бы и мои заключения, не основанные на том понимании добра, которое для всех всегда было и будет одинаково и которое открыто мне христианством и всегда в душе моей может быть поверено. Вопроса же о других верованиях и их отношениях к божеству я не имею права и возможности решить».
— А, ты не ушел? — сказал вдруг голос Кити, шедшей тем же путем в гостиную. — Что, ты ничем не расстроен? — сказала она, внимательно вглядываясь при свете звезд в его лицо.
Но она все-таки не рассмотрела бы его лица, если б опять молния, скрывшая звезды, не осветила его. При свете молнии она рассмотрела все его лицо и, увидав, что он спокоен и радостен, улыбнулась ему.
«Она понимает, — думал он, — она знает, о чем я думаю. Сказать ей или нет? Да, я скажу ей». Но в ту минуту, как он хотел начать говорить, она заговорила тоже.
— Вот что, Костя! Сделай одолжение, — сказала она, — поди в угловую и посмотри, как Сергею Ивановичу все устроили. Мне неловко. Поставили ли новый умывальник?
— Хорошо, я пойду непременно, — сказал Левин, вставая и целуя ее.
«Нет, не надо говорить, — подумал он, когда она прошла вперед его. — Это тайна, для меня одного нужная, важная и невыразимая словами.
Это новое чувство не изменило меня, не осчастливило, не просветило вдруг, как я мечтал, — так же как и чувство к сыну. Никакого тоже сюрприза не было. А вера — не вера — я не знаю, что это такое, — но чувство это так же незаметно вошло страданиями и твердо засело в душе.
Так же буду сердиться на Ивана-кучера, так же буду спорить, буду некстати высказывать свои мысли, так же будет стена между святая святых моей души и другими, даже женой моей, так же буду обвинять ее за свой страх и раскаиваться в этом, так же буду не понимать разумом, зачем я молюсь, и буду молиться, — но жизнь моя теперь, вся моя жизнь, независимо от всего, что может случиться со мной, каждая минута ее — не только не бессмысленна, какою была прежде, но имеет несомненный смысл добра, который я властен вложить в нее!»
Конец
Анна Каренина (Толстой)/Часть VIII/Глава XIX

1 симпатия
1 симпатия
1 симпатия

Не можешь - научим, не хочешь - заставим. :laughing: Если крыльев нет и ног …нам поможет только Бог. Крылья и ноги у преданных одолжим, полной грудью вдохнем - и побежим.:smiley:

2 симпатии

Красота, то есть Бог - спасет мир!!!

1 симпатия

Ланцелот: — Работа предстоит мелкая. Хуже вышивания. В каждом из них придется убить дракона.
Мальчик: — А нам будет больно?
Ланцелот: — Тебе нет.
1-й горожанин: — А нам?
Ланцелот: — С вами придется повозиться.
Садовник: — Но будьте терпеливы, господин Ланцелот. Умоляю вас — будьте терпеливы. Прививайте. Разводите костры — тепло помогает росту. Сорную траву удаляйте осторожно, чтобы не повредить здоровые корни. Ведь если вдуматься, то люди, в сущности, тоже, может быть, пожалуй, со всеми оговорками, заслуживают тщательного ухода.

Евгений Шварц. Дракон

2 симпатии

Хорошая литература - это та, которая побуждает читателя к активной работе души.

Кэндзабуро Оэ
BABOCHKA

1 симпатия

Сорную траву лучше удалять с корнями, чтобы благостные корни могли пустить корни…:smiley:

1 симпатия

Да, как все живое, в коем есть душа.:pray:

1 симпатия
1 симпатия
1 симпатия

Любить- значит терпеть!

2 симпатии

Разум дан человеку для того, чтобы он разумно жил, а не для того, чтобы он просто понимал, что неразумно живет.

5 симпатий

РЕКЛАМА только через АДМИНИСТРАТОРА!

1 симпатия
Сайт go-loka.ru не осуществляет какую-либо миссионерскую деятельность от имени какого-либо религиозного объединения, не направлен на распространение сведений о каком-либо вероучении среди лиц, не являющихся его последователями, не преследует цель вовлечения в какое-либо религиозное объединение.

© Сopyright, 2019, Клуб "БАЛАНС". Все права защищены.